Предыстория.
С моим мужем мы были знакомы давно, он на два года младше меня. И мы просто были хорошими знакомыми. Когда-то, в юности. Мы вместе тусовались, - тогда, в девяностых, были неформалы – помните? Вот мы были такими. Рок-музыка, неприятие действительности, любовь ко всему сущему и желание изменить мир. Это всё у нас было. Потом у меня не сложилось с моим первым мужем.
Со Славой мы вновь встретились случайно, я была замужем, и у нас с первым мужем уже родился ребёнок. Никто встречу не планировал, просто нашлись какие-то случайные знакомые. Слава как раз вернулся из армии. У меня всё было плохо, а тут - он нашёлся. Как в кино. Мы полюбили друг друга. Мы очень боролись за право быть вместе. Против нас были все – друзья, родственники, родители. А мы чувствовали, что вместе мы – одно целое. Знаете, когда лежишь вдвоём на кровати, и вдруг сразу не можешь сообразить, где чья нога? Где – твоя, а где – его? Даже тактильные ощущения обманывают. Вот есть четыре ноги на кровати. И все эти четыре ноги – твои. Нету лишней, нету чужой. Всё – твоё родное. Вот так было у нас.
Слава сам предложил усыновить Стаса. Я даже не намекала. Ему было 23 года, но он вбил себе в голову, что ребёнка надо усыновить. Я вот сейчас думаю: двадцать три! У меня тогда ещё мозгов толком не было, посмотреть сейчас на парней в возрасте 23 года – это же дети совсем. Какие мысли, какие решения? А вот случилось. И он сам ходил на суд, и водил Стаса в садик, и разговаривал, и играл с ним. Я не настаивала, не заставляла. Я просто наблюдала за этим с огромным изумлением. Мне не верилось, что мне досталось вот такое чудо. Была свадьба, потом – беременность. Слава носил меня на руках, он так хотел ребёнка!
Вот знаете, лично я чужих детей в молодости не любила. Правда. Мне мешали дети, я боялась на них наступить, мне они кричали в уши, и вообще я предпочитала обходиться без них. Слава - не такой. Он любит всех детей. Детей случайных знакомых, например. Как по мне, такие дети могут только раздражать. Обычно они отвлекают от шашлыка и мешают дружескому общению взрослых. Славе они нравились. Он с ними разговаривал! Он с ними играл, ему было с ними интересно. Все дети наших знакомых истерически обожают Славу. Честное слово! Это что-то. Я такого не понимала, искренне гордилась. Он изначально очень любил детей.
Сразу сказал: будем рожать вместе. Ага. Сперва идея выглядит отлично. Чем ближе к родам, тем больше мыслей. Какая я буду? Что он подумает? Ну, вы знаете. Мы все думаем об одном и том же. А знаете, как он на самом деле помогал? И шутил, и веселил, и в родовой лежу уже на этом кресле, а прямо мне в морду – на тебе: родное лицо: держись, давай, всё хорошо, ещё немножко, тужься уже! Мне иногда кажется, что мой муж – он идеальный. Что он ВОТ ТАКОЙ (руки перед компьютером раскидываю, как рыбак: во-о-от такой у меня муж!), расчудесный, и я его недостойна ни в коей мере. Ну, вот просто так мне в жизни повезло. Случается ведь сказка иногда, правда?
Родился у нас Никитка. Первенец. Хорошенький – все говорили, что он просто как с картинки был. Как мы радовались – я не могу передать. Мы какие-то шальные ходили. Мы – вместе! И у нас есть Никитка! И мы счастливые, как не знаю что!
А потом однажды ночью Слава был на смене. Я была одна. И я проснулась с мёртвым ребёнком. Я не знаю, как об этом писать. Знаю, что должна, но не знаю – как. Помню, что перевернула его ножками вниз и трясла. Это – помню. Помню, как потом я бежала на станцию скорой помощи, она у нас – рядом, в соседнем дворе. Помню, как забежала туда, как кричала. Пустой коридор, я его никогда не забуду, и я кричу. Помню, как выскочили врачи и оставили меня в коридоре. И хоть об стенку головой. Я всё помню. И как я звонила Славе и говорила: прямо сейчас приезжай на скорую. Просто приезжай. Сейчас же. Я всё объясню.
Что объясню? Что скажу? Я с ума сходила. Может, всё из-за того, что мы вместе спали? Это я его задушила? Во сне? Как я это узнаю? Вы мне скажите: как я узнаю правду? Я ведь просто спала. Я проснулась и увидела.
Когда я сидела в коридоре, в станции скорой помощи, я спросила у врача: «Это я его задушила? Я убила своего ребёнка?». Она закрыла мне рот своей ладонью и сказала: «Никогда не смей так говорить!».
Потом патологоанатом сказал, что это был синдром внезапной детской смерти. Мы перерыли Интернет, много чего нашли и решили, что нам просто очень сильно не повезло. Вот такая идиотская, скотская, безумная лотерея. Вот так нам не повезло.
Потом я долго боялась рожать. Мы, может быть, редко об этом говорили, но мы оба боялись рожать. Сами понимаете. Прошло почти пять лет.

Ванька.

Хотите, скажу, как мы ждали нашего Ваньку? Мой любимый муж постоянно нудил: «Ну когда мы будем рожать? Ну когда-а-а?». Фиг тебе. Извините, у меня – работа. Я даже не хожу в отпуск. У меня очень много дел. Надо – сам рожай. Ну да Ванька – он такой: если решил родиться – его фиг остановишь. Захотел ребёнок – и опа! Я уже беременная.
Беременность я всегда переношу хорошо. Ни тебе токсикоза, ни тебе угрозы – даже закосить от домашней работы не получится. Короче, не беременность – а наказание. Я благополучно ходила на работу. У нас тогда в стране были выборы, так что работала я очень много. Ходила с пузом на важные пресс-конференции, разрабатывала разные стратегии для депутатов, тоннами писала рекламные ролики, - короче, принимала прямое и неприкрытое участие в предвыборном вранье. Ванька сидел у меня внутри и тоже, наверное, врал.
Раньше я приезжала в роддом на скорой помощи. Роды у меня быстрые, стремительные, лежать в больнице я не люблю, так что приехать с мигалкой – это для меня в самый раз. Но вот Ваньку решено было рожать планово. Договорились с врачом на пятницу, на 8 утра. И правильно! – думала я. Надоело ходить на работу с тапочками и мед. картой. А ну как на какой-нибудь важной встрече у меня воды отойдут? Некрасиво получится. Накануне пятницы у нас в соседнем городе произошёл очередной местный политический переворот. Я почти до полуночи работала, мы выпускали в эфир экстренные новости, и я чуть ли не на коленях умоляла родной коллектив отпустить меня на революцию, ибо, где же ещё может быть место настоящего новостийщика? Меня на революцию не отпустили, и строго-настрого велели рожать.
Ну, поехали мы утром с мужем в роддом и родили Ваньку. Из роддома выписались как положено: «здоров; кожа чистая, розовая». Ну, вы знаете этот прикол. Из роддома выписывают только розовых детей. Откуда потом появляются синенькие и жёлтенькие – загадка. К нам сразу зачастили местные светила от детской поликлиники: наверное, после того, как мы похоронили малыша, мы у них стояли в какой-то группе риска. Все поздравляли нас с отличным здоровым малышом, только удивлялись, что он как-то странно дышит. Мы, как дураки, верили, только продолжали ночью спать по очереди: один спит – второй смотрит, как Ванька дышит. Ел он очень мало, спал беспокойно, вес не набирал. Городской ревматолог, посмотрев на Ваньку, сказала: «Отстаньте от него, здоровый ребёнок!». Ну и ладно. Может, мы параноики. В конце концов, есть от чего.
Но мы к Ваньке всё время присматривались. Мы боялись, как не знаю кто. Носили его ко всем врачам: пожалуйста, посмотрите, как вам наш ребёнок? А вот вы ещё гляньте, а? Он дышит не так. И вы – вы, как вам его вес? Мы не спали, мы вбили себе в голову, что Ванька может умереть во сне, и чётко соблюдали график. Ночью всегда кто-то из нас караулил. Дышит – уже хорошо!
Вот удивительно: мы – беспокоились, мы опасались. И к нам было повышенное внимание от поликлиники. Как это всё могло получиться? Я не знаю.
В полтора месяца приношу я Ваньку на очередное взвешивание. Участковая посмотрела-посмотрела, и говорит: а давай ты, Лена, завтра поедешь в поликлинику, к заведующей. Пусть она ребёнка посмотрит. Ладно. Мне не жалко. Ребёнок, хоть и тощенький, но красивый. Пусть полюбуется. И поехали мы в поликлинику. В последний момент я мужа попросила поехать со мной. Зачем - ума не приложу. Мы ведь ехали на обычный плановый осмотр. Вот как почувствовала что-то.
Приехали мы в поликлинику. Пока ждали заведующую – Ваньку посмотрела другая заведующая. Сказала, что отличный ребёнок и попрощалась с нами. Потом прискакала ревматолог. Ей Ванька тоже очень понравился. Приходит заведующая. Только глянула на Ваньку, да как заорёт мне в лицо: «Вы что – с ума сошли?! У вас же ребёнок – тяжёлый!». У меня сердце как будто провалилось. Как это «тяжёлый»? Его тут целый батальон смотрел, какой он тяжёлый? Мы же вчера на плановом взвешивании были. Как это мы с ума сошли?
Срочно – на рентген, оттуда – в больницу. Папе – список лекарств, диагноза ещё нет. Папа приносит лекарства. Появился диагноз: пневмония, воспаление лёгких. Уберите эти лекарства, они не нужны, вот новый список. Я – как во сне, несу Ваньку в палату. Сижу и ничего не понимаю. Лето, на дворе – 11 июля, какая пневмония, как это может быть? Заходит нянечка, тяжело бухает ведром, пахнет хлорамином. Она начинает объяснять: это будешь мыть этой тряпкой, пол – вот этой, приду-проверю. Я просто сижу.
Приезжает Лена, моя подруга и заодно директор, привозит какие-то деньги. Врачи денег не берут, мы умоляем их сделать всё, что в их силах. Заходит доктор. Очень красивая молодая женщина. Улыбается. Да-да, будем лечить. А что вы хотите? Тяжёлый случай, я видела рентген, всё плохо… Ваньку кладут под капельницу, меня учат давать ему молочко через зонд, его постоянно рвёт. В него всё время что-то вливают, капают, колют, я не успеваю читать надписи на ампулах. К вечеру за Ванькой приходит медсестра: на кислород. Решаю сбегать в туалет – впервые за день. Когда иду назад, вижу, как кто-то метнулся из моей палаты. Медсестра. Залетаю в палату. Ванька лежит на кровати выгнутый как лук. Голова – назад, глаза закрыты, натянутый, как струна. И этот звук: «кех-кех-кех»… Они мне вернули ребёнка в судорогах. Начинаю орать. Наконец-то доктор. Улыбается: «А что вы хотели? Это просто судороги!». Мне начинает казаться, что я схожу с ума. Что-то укололи, Ваня начинает на меня реагировать.
Ночь. Слышу мужской крик в коридоре. Что он тут делает – ночью, на втором этаже, в детском отделении? Подкрадываюсь к двери. Слышу, как мужчина кричит на медсестру: «Верните мне внучку! Что вы с нами сделали? Внучку мне верните!». Сестра что-то бубнит. Закрываю плотнее дверь. Я в ужасе.
Утром звонит муж. Он узнавал, у многих детей бывает пневмония, это лечится, всё будет хорошо. Он быстро съездит на работу, и через час приедет к нам. Ване снова что-то капают. Его снова тошнит, он слабеет на глазах. Меня всё время расспрашивают, почему у нас умер ребёнок. Меня это бесит: при чём здесь это? У Никиты был синдром внезапной детской смерти, так сказал патологоанатом. От вопросов о Никите я совсем теряю голову. Ваня умрёт? Он тоже - умрёт? Мне ничего не говорят, только красивая доктор продолжает улыбаться.
Я ношу Ваню на руках, столбиком. Его голова – у меня на плече. Отнимаю от плеча, вижу его лицо, и меня начинает трясти: те места, которыми он прижимался ко мне, носик и подбородок, - на них остановилось кровообращение. Там пятна, на личике. Он весь белый, и эти два коричнево-красных пятнышка. Я снова начинаю орать. Это действует. Ему снова что-то капают, я звоню мужу, и говорю, что надо что-то делать. Лена звонит знакомому доктору, после чего тоже впадает в панику. Доктор говорит, что если ребёнок останется в нашей больнице, он умрёт. Его надо в Симферополь, причём – прямо сейчас, если ещё не поздно. Через голову врачей вызываем реанимобиль. Ему ехать до нас часов шесть, он – один в Крыму, специальный детский, может, придётся ждать дольше. Через какое-то время, видимо, Симферополь позвонил в Керчь. К Славе подошла красивая доктор и спросила, есть ли у нас родственники в облздраве. Слава ответил, что – нет.

Наконец-то зашевелились! Нас перевозят во взрослую реанимацию. Мы едем на скорой. В реанимации вновь – вопросы. Когда родился, что случилось (да не знаю я! Умирает!), и отчего умер прошлый ребёнок. Народ в очереди с любопытством на меня поглядывает. Потом – мучительное ожидание под дверьми реанимации. У меня грудь распирает от молока, я не могу сцедиться, вдруг я отойду – и выйдет врач? Лена меня успокаивает, как может. Откуда-то появляется моя тётя. У Славы лицо каменное. Меня поддерживают, но я уже впала в прострацию. Ну не может человек испытывать такие сильные эмоции вторые сутки подряд! Ждём. Меня зовут. Захожу в реанимацию, краем глаза вижу большую палату, восемь (кажется) кроватей. Сегодня там людно: утром произошла авария с маршрутным такси, пострадало много людей. Среди них – Ванька. Такой крохотный на большой взрослой кровати. Доктор приглашает меня в кабинет, долго мнётся. Глотаю ком в горле, хриплю: «Он умрёт?». Доктор облегчённо вздыхает. Нет, сейчас не умрёт. Мы стабилизировали ваше состояние, но у вас – порок сердца, вам надо советоваться с хорошим специалистам. Смотрю на доктора, как на господне чудо. Да что мне порок? Подумаешь, сердце! Главное – он сейчас не умрёт! Прямо сейчас он не умрёт! Вот пишу, вспоминаю тот день и думаю: это как же сильно надо было меня напугать, чтобы порок сердца показался мне такой замечательной новостью? Но я тогда плохо соображала, правда.
Выхожу в коридор. Передаю новости своим, и тут получаю, прямо в лицо: наша красивая врач отменила вызов реанимобиля. Они не приедут, нам придётся вернуться в больницу, они ещё нас не долечили. Меня начинает колотить: я точно знаю, что если нас там ещё немножечко полечат, Ваню уже не спасти. Мы вновь вызываем реанимобиль. Обещают приехать, но – вечером, сейчас они в Ялте. Нас на скорой везут обратно в больницу. Меня трясет, я боюсь даже заносить ребёнка в эти стены. Нам дают другую палату – без постельного белья. Три часа дня. Тётя побежала собирать мне сумку. Мы сидим со Славой на голых матрацах и молчим. Ваня на руках. Нет сил разговаривать. Красивая врач к нам не заходит. К нам больше вообще никто не заходит. Реанимобиль приезжает в восемь. Симферопольская бригада ищет Ванькину выписку. Её нет. Врача нет. Медсестры нет. В корпусе – только одна нянечка. Симферопольская бригада привычно ругает Керчь, звонит домой красивой докторше. Та приезжает на такси, швыряет им выписку и уезжает. А мы едем в Симферополь.
Приезжаем глубокой ночью, нас кладут в палату. Наконец-то, нас будут спасать. Доктор Ивановский, Сергей Владимирович, моя большая любовь, носился с нами, как с тухлым яйцом. Через неделю я уже отошла от шока, стала шутить с персоналом, подружилась с другими девочками. Слава нарыл в Интернете всё про наш диагноз – нам ставили частичный аномальный дренаж лёгочных вен, и сказал, что это дело отлично оперируется. Ещё он сказал: Лена, как хорошо, что у нас частичный, а не тотальный дренаж! С тотальным вообще не живут. Я втайне продолжала надеяться, что операция нам не понадобится. Ну ведь бывают в жизни чудеса! Ванька ел через зонд, был серого цвета, и я абсолютно не представляла, насколько всё плохо. Это я понимаю уже сейчас.
Настал день узнать окончательный диагноз. Вышел из отпуска доктор Лебедь – замечательный диагност с чудо-допплером. Мне Ивановский про этот допплер все уши прожужжал. Перед тем, как отправить нас к Лебедю, Сергей Владимирович обратился ко мне с напутствием. Он сказал, что верит в меня, что я женщина сильная, и что рыдать и плакать у Лебедя я себе не позволю. Ещё он сказал, что предварительный диагноз нам известен, мы с ним уже свыклись, можно сказать, подружились, так что если вдруг на диагностике у нас обнаружится что-то новое, - ну так что? Всё равно мы знаем, что нам надо на операцию, мы люди умные, и с этим уже смирились. Я послушно кивала: да, мы умные. Да, рыдать не будем.
Лебедь оказался молодым и симпатичным, он мне сразу понравился. Он смотрел Ваньку своим допплером и попутно рассказывал своей помощнице, что он там увидел. Сижу и слышу: тотальный аномальный дренаж лёгочных вен. У меня сердце – к горлу, потом – вниз. Поворачиваюсь к доктору и говорю: доктор, как тотальный? Нам же частичный обещали! Сама понимаю, что несу полную чушь, и ничего не могу поделать. Лебедь говорит, что дренаж у нас, всё-таки, тотальный. Я ему говорю: но ведь с тотальным не живут? Он пытается обратить моё внимание на абсолютно живого Ваньку, у которого, всё-таки тотальный. Выхожу в коридор. Тотальный Ванька смотрит на меня, я его в сумке носила, такое плоское корыто, будто пирожница с лотком. Чувствую, что сейчас я буду плакать. Нет, не плакать, я буду реветь, буду выть, я прямо здесь сейчас сойду с ума. Звоню Славе: говори со мной! О чём? Да какая разница, говори что угодно, я не должна плакать. Нет, не спрашивай, потом.
Киев ждал нас восьмого августа. Ваньку стабилизировали, и мы стали проситься домой. Сергей Владимирович меня абсолютно не понимал: мы – под присмотром специалистов, в Керчи аэропорт практически не работает, лететь всё равно будем из Симфера, на улице – жара, стоит ли испытывать судьбу, и вообще ехать до Керчи - шесть часов… Ну не могла же я ему сказать открытым текстом, что я хочу, чтобы Ваня напоследок побыл со Славой? Ведь никто не знал, как оно обернётся. И вообще, мне почему-то казалось жизненно важным, чтобы в Киев Ваня уехал именно из дома. Я ухватилась за эту мысль, и уже ни о чём не могла думать. Нас выписали уже без зонда, с кучей лекарств и хорошими напутствиями. Сергей Владимирович пригласил нас после операции в отделение – он знал, что в керченскую больницу я ребёнка не понесу. Он не обязан был этого делать, и я это хорошо понимала. Я приняла его предложение с благодарностью.

Поездка в Керчь была полным идиотизмом, это я поняла уже потом. Дорогу Ванюша перенёс прекрасно: нам один хороший человек, руководитель порта, выделил для поездки свою машину с кондиционером и добрым водителем. На следующий день мы поехали в церковь и окрестили Ваньку. Старенький священник посмотрел на него, и сказал: «Всё будет хорошо!». Ещё выяснилось, что керченский аэропорт, всё-таки, немножечко работает: раз в неделю для дозаправки на нём приземляется рейс «Киев-Кутаиси». Слава поскакал, и взял два билета на воскресенье. В этот же день мы сделали ещё одну вещь: мы поехали на набережную, и я окунулась в море. Это почему-то тоже крепко сидело у меня в голове: мне надо было обязательно перед Киевом окунуться в море. Почему – не знаю, даже не спрашивайте. В том году я в море ещё не купалась – сначала роды, потом – больницы. Ну, просто я чётко знала, что надо. И мы поехали поздно вечером, я окунулась, и мы приехали домой. Как будто где-то галочку поставила: этот пункт выполнила.
Билеты на руках, направление на операцию, деньги… Нам никто не говорил, сколько на самом деле нам понадобится денег. Операция на сердце! Да сейчас аппендицит вырезать - дорогое удовольствие. Родственники собирали всё, что могли. Обещали, если не хватит, прислать ещё.
Неприятности начались на следующий день. Ваня перестал есть. Его постоянно рвало, он всё время потел. Я стала звонить в Симферополь, - мне сказали, что лететь нельзя, что мы можем ребёнка не довезти. Что делать? Возвращаться назад? И вновь месяц стабилизироваться? Нам с мужем казалось, что только операция сможет помочь, какая к чёрту стабилизация? И дорога. Я уже не была уверена, что Ваня перенесёт шесть часов до Симферополя. Он же от обезвоживания умрёт! Позвонили знакомым врачам – не нашлось ни одного храброго, чтобы поставить Ваньке зонд через носик. Сама я этого делать так и не научилась. Ночь была кошмарная. Мы всё думали и думали, и, в конце концов, Слава сказал: «Мы – родители, это наша ответственность, и наш тяжёлый выбор. Летим в Киев». И утром мы поехали в аэропорт.
Думаете, мы улетели? Ха! Держитесь крепче: в этот день посадку в Керчи отменили! Мы стоим в холле аэропорта, на руках у нас – Ванька, перед нами – диспетчер. Какие-то сложности, чего-то там, бу-бу-бу. Керчь задержала вылет туда, поэтому обратно летят из Кутаиси сразу в Киев, садиться здесь не будут, следующий рейс – через неделю. Билеты можно сдать. Летите из Симферополя. У меня подкашиваются ноги. Я протягиваю ей Ваню, показываю направление на операцию, и спрашиваю: что нам делать? Ну, вот он – ребёнок. Вот – бумажечка, видите, тут написано. Вот что? Нам? Делать?
И она сделала. Оказывается, прямо сейчас в Керчи – представитель авиакомпании, он как раз приехал. Наверное, чтобы дать хорошего пинка нашим заправщикам. Она ему позвонит. Через час прилетает машина, в ней – Джамал. Ещё один мой любимый человек. Повторяются пляски с ребёнком, направлением, с ломанием рук. И знаете, что он делает? Знаете, что? Он оставил самолёт, набитый пассажирами, ночевать в Кутаиси, чтобы завтра он всё-таки сел в Керчи. Он взял и сделал это. Джамал даёт нам машину, которая везёт нас домой. Записывает наши телефоны и говорит, чтобы мы не волновались: завтра за нами приедут, он посадит нас к себе в бизнес-класс, и он гарантирует нам завтра посадку в Киеве. Нас везут домой. Ваньке чуть легче. Может, оттого, что я начинаю успокаиваться. Мы впервые немножечко спим.
Самолёт оказался очень маленьким, зато там можно было выйти в хвост, где лежат чемоданы, и курить сколько влезет. Сперва пассажиры очень сильно ругали Джамала, по-грузински и очень эмоционально. Но он им чего-то сказал, и они успокоились. На нас поглядывали с любопытством и жалостью. Я положила Ваньку на стол перед собой, и всё время смотрела на него. А ещё думала: вот если ему сейчас станет хуже, я смогу только смотреть. В самолёте нет стоп-крана, отсюда не выскочишь на ближайшей станции, не вызовешь врача… Джамал кормил нас жареной курицей, совал нам конфеты, а мы сидели и смотрели на Ваньку.
Приземлились в восемь вечера. Едем к знакомым ночевать, утром – в кардиоцентр. Доктор Стогова смотрит Ваньку на УЗИ. Поворачивается ко мне и очень строго спрашивает: «Почему вы привезли ребёнка так поздно?». Я не понимаю, мы ведь сразу прилетели. Оказывается, она говорит о том, что Ваню надо было везти в Киев сразу после рождения, а не в возрасте два с половиной месяца. Я объясняю, что порок проморгали, что выявили его случайно, но она мне, кажется, не верит.
Операция послезавтра! В восемь утра вас заберут. Утром не кормить, вечером – искупать. Идите в отделение. В палате рябит в глазах: столько людей – как же разместиться? Где мне сесть? И дети все разные – вон, мальчик какой большой, лет двенадцать. Находится добрая душа, которая отводит меня к свободной кровати. Знакомимся. Всё остальное - как в тумане. Помню священника: он подходил к другим девочкам, и тихонько беседовал с ними. Я помню, как боялась этого священника – мне казалось, что если он подойдёт ко мне и заговорит о смирении, или о чём-то подобном, я закричу. И уже не смогу остановиться. Для меня это было бы уже слишком.
К вечеру, накануне операции, на меня находит жуткая безнадёга. Я реву над Ванькой, не переставая. Надо его искупать – а я не могу! Не могу! Мне почему-то лезут в голову мысли о том, что перед смертью надо помыться и надеть чистое исподнее. Господи, какое исподнее, что я несу? Какая смерть? Выхожу в коридор, беспомощно толкусь с Ванюшей возле душевой. Какая-то девочка подходит ко мне: тебе нужно в туалет? Тебе помочь? Цепляюсь за эту фразу. Да! Мне очень нужна помощь! Мне надо искупать ребёнка! Девочку зовут Вера, и она никак не ожидает, что её об этом попросят. Мы вместе идём в душевую, я бессильно приваливаюсь к стенке, Вера наливает воду в ванночку. Мы вместе моем Ваньку. У меня руки, как варёные макаронины, я боюсь его уронить. Ночью, когда уже все спят, тихонько выхожу в коридор. На крыше – огонёк сигареты. Подхожу. Наталья Ивановна. Прошу закурить – и мы сидим вдвоём. Я тихонько говорю: я боюсь. Она мне отвечает: я знаю.

Утро. Ваня просыпается рано. Кормить нельзя, поэтому мы выходим с ним в коридор и ходим, ходим, ходим. Приезжает Слава. Уже восемь, за нами никто не приходит. Вечером мы беседовали с анестезиологом, но с хирургом ещё не встречались. Обещают, что оперировать будет сам Емец, Слава верит ему, как Богу – он успел прочитать о нём много хорошего. Наконец, за нами пришли. Спускаемся вниз, я крепко держу Ваньку и думаю: сейчас я его отдам. Сама. Вот этими руками я сама отдам Ваню в операционную. Я его отдам. Иду и боюсь: а вдруг, всё-таки, не отдам? Ну не смогу я, это слишком, зачем вы меня заставляете это делать, не смогу - не смогу - не смогу. У дверей останавливаемся, я целую Ваньке нос, щёки, лоб, - всё, что только можно, протягиваю Славе. Тот смотрит на меня с осуждением: он не хочет прощаться с Ванькой так, будто это – в последний раз. Я отдаю ребёнка. И мы идём ждать.
Уже после того, как забрали Ваню, с нами встретился Илья Николаевич. Он рассказал о пороке, о предстоящей операции, и о риске. Он не жонглирует словами, всегда говорит всё, как есть. Он – самый лучший на свете человек.
И вот мы ждём. Сидеть в холле – хуже некуда. Прямо рядышком – кабинеты врачей, там – большая толпа родителей, которые только что приехали в центр. На нас смотрят… Знаете, такая смесь жалости и отчаянной надежды, что вот им, может быть, никогда не придётся вот так сидеть. Что всё обойдётся.
Ждём. Слава что-то говорит. Я цепляюсь за его слова, потому что внутри у меня уже растёт безумие. Я не верю Славе, не верю Емцу, не верю Господу Богу. Я сижу и думаю, как мы будем везти мёртвого ребёнка из Киева в Керчь, и разрешат ли нам раскопать могилу Никиты, чтобы похоронить детей вместе. Я уже всё.
Слава сидит и объясняет мне, что там, в операционной, врачи делают свою работу. Но этого – мало, потому что Ванька сейчас где-то там. И из этого где-то тама он может как вернуться, так и послать всё к такой-то матери. И куда-нибудь улететь. Я внутренне соглашаюсь с этим: возвращаться к мамочке, которая размышляет, как тебя хоронить, - удовольствие сомнительное. Слава продолжает объяснять. Он говорит, что мы должны надеяться, ждать и очень-очень верить. Что мы должны так сильно его хотеть, чтобы он как можно скорее вернулся к нам. Чтобы он знал: здесь его любят, ждут, и всё будет хорошо. Я начинаю приходить в норму. Начинаю цепляться за какие-то бытовые вещи. Куда мы повезём Ваню следующим летом? На Чёрное или на Азовское? А что мы ему подарим на День рожденья в годик? А давай лодочку! Я за эту лодочку уцепилась, как не знаю за что. Сидела и видела её: такая маленькая, смешная. А Слава со всем соглашался: можно и на Азовское, можно и лодочку. Так мы и просидели почти шесть часов.
Идут. Илья Николаевич вышел из операционной, посмотрел на нас, и головой мотнул: поднимемся в кабинет. Подходим к лестнице, а у меня ноги не идут. Я повисла на перилах и на Славе, потом, всё-таки, пошла. Заходим, садимся. Илья Николаевич говорит, что операция прошла хорошо, что послеоперационный период может быть сложным, но если всё пойдёт как надо – у Вани будет абсолютно здоровое сердце. Выдох. Я понимаю, что всё это время, в кабинете, я не дышала. Что-то говорим, благодарим, выходим на улицу: это было второе рождение для всех нас.
Потом пошли часы ожидания и хорошие новости! Начал поддыхивать! Писает! Ест!
Ванька – большой молодец, он делал всё как надо, просто чудо какое-то. Наш папа уже не живёт у знакомых, он спит в больнице. Он даёт немножко денег нянечке с другого этажа, и она разрешает ему спать в коридоре на каталке. По ночам Слава приходит и немного носит Ваньку. Я могу час поспать. Наконец, день выписки. Фотографируемся с врачами, я обнимаю Наталью Ивановну, которую успела полюбить всем сердцем.
Звоним в аэропорт. Билеты? Какие билеты, вы с ума сошли? В Новобогдановке – взрывы, все разлюбили путешествовать поездом, все летят. Билетов нет, и не будет. Что делать? На поезде в августе с послеоперационным ребёнком? Звоним Джамалу. Джамал хватается за голову: некоторые авиаперевозчики уже продают стоячие места, где мы раньше были? Перезванивает: нашёл вам два места, у конкурентов, приезжайте. Едем в аэропорт, я бросаюсь Джамалу на шею, показываю Ваньку, он нам показывает билеты. Летим! Прилетаем в Симферополь ночью. Звоню своему любимому Ивановскому. Сергей Владимирович уже дома, но он сейчас позвонит в больницу. Езжай в отделение, устраивайся, тебя пустят.
Утром бросаюсь на шею Ивановскому. У него – улыбка до ушей, думаю, он до конца не верил в успех нашего предприятия. Лежим в отделении до первого сентября. Начинаем есть. Ванька родился с весом 3.150, перед операцией в возрасте два с половиной месяца он весил 2.700, в Симферополе мы перешагнули чудесный рубеж в четыре кило! Выписывали нас всем отделением. И мы приехали домой. И дальше было только хорошее.

P.S.: Спасибо Ирис за то, что столько времени пинала меня и просила написать нашу историю.
Ирк, теперь мне и правда немного легче. Ты была права.

Какие же вы умнички!!! Читала и рыдала и на затылке волосы до сих пор шевеляться! У меня даже слов не хватает, чтобы сказать тебе какая ты молодчинка! Пусть Ванюшка растет здоровеньким, а ваша любовь и единение душ остаются такими же завораживающими! Будьте счастливы!!!

Мурзик, читаю и реву!

Вы не просто Супер-МАМА с самой большой буквы, а еще и Супер-Рассказчик. Написано так, как будто специально для нас и про нас. Спасибо за рассказ. Здоровья Вашему Ванюше! Счастье у него уже есть. Родиться у таких родителей - самое большое счастье.

читала в 2 подхода и се равно залила слезами весь ноут. Мурзик... нет слов... что-то за последние пару дней на меня опять накатило все это... сейчас уже не верится, что мы пережили все это...

Спасибо за добрые слова!
Думаю, я должна кое-что пояснить. Некоторые девочки уже читали нашу историю и помнят, что она была написана немного по-другому. Там было меньше чувств, я думаю. Но вот прошло почти два года - а я по-прежнему помню все эти чувства. Мы были не готовы ко всему, на нас диагноз обрушился так быстро, что не получилось ни подготовиться, ни разобраться.
Именно поэтому я считаю, что наш форум - важен и нужен. Он помогает новичкам разобраться со страхами, с эмоциями, понять, что они - не одиноки, и научиться бороться. Не сидеть в отупении под операционной, как когда-то я, а сцепить зубы и, чёрт побери, бороться за своего ребёнка.
Это - самое главное. Мы здесь именно для этого.

Сижу на работе читаю и плачу,Лен ты умничка, а еще ты супер позитивный человек,низкий поклон тебе! Спасибо! мне эти рассказы очень помогают держать голову!
Ванюшка самый замечательный пухляш!

Леночка,читаю и,конечно же,реву,реву и еще раз реву.Вы молодцы,сильные и очень любящие родители,поэтому все сложилось супер.Ну не мог Ванька покинуть таких безумно любящих папу и маму.

Хоть и видела Ванечку на фотографиях много раз, и читала какой он карапуз замечательный, от слез удержаться вcе равно не смогла...
И еще хочу сказать, что к такой МАМЕ Ванька просто не мог не вернуться

Леночка, Вы молодец, спасибо за рассказ. Ванька красавчик и умничка. Все будет хорошо - по-другому и быть не может с такими замечательными родителями. Спасибо за оптимизм, который Вы в нас вселяете.

Привет всем.
Лена , у меня нет слов. Я приклоняюсь перед ВАМИ.
Удачи вашей семье.@@@@@@@@@@@@@@@@@@@
Пережив такое, отношеник к жизненным ценностям меняеться на 180 градусов. Вы согласны?

Мурзя, как и все плакала, да нет, не плакала, рыдала! Какая ты умничка, ты очень сильная! Ванюшка - золотко! Чмок чмок вас всех!

Так, хватит уже рыдать!
Девочки, спасибо за добрые слова. Давайте все пойдём в тему "Подержим кулачки", у нас же там Адиночка по-прежнему нуждается в наших молитвах.

Дорогая Лена, читала вашу историю и вспоминала нашу, я наверное тоже как-нибудь напишу о ней. Да вы попытались рассказать нам что вы переживали, но естественно, это лишь та мизерная часть ваших чувств и переживаний которые вы согли описать словами, на самом же деле на сколько я знаю человек, в нашей общей для форумчан ситуации, переноситься в какое-то другое измерение и живет другой жизнью. Вы молодцы, пусть ангел хранитель всегда бережет вашего сына и вас.

Ленк, рыдала и смеялась через слезы))) Просто без слов...

Мурзик, прочла вашу историю, и как будто вернулась туда, на год назад, тогда я думала, что это страшный сон, потом... потом я не думала, я сходила с ума! Очень тяжело!!! Не могу, воздуха не хватает, в голе ком... Больше не буду захотить на эту тему. Для этого нужны очень крепкие, просто стальные нервы!
Огромного, просто неземного здоровья вашей семье, пусть Ванечка будет всегда здоровым, счастливым, жизнерадостным человечком!!!!!! Пусть Господь помагает всегда вам!!!

Вы знаете ,Лена,наверное нет таких слов,которые могут выразить то ,через что прошли вы с Ванечкой,и еще придется пройти большенству из нас.Ваш рассказ как сказка со счастливым концом.Читать на одном дыхании не получается,слезы душат,но все мы верим в то ,что наши дети будут жить долго и счастливо.Ты очень сильная духом,есть в тебе стальная жилка,а я вот в себе такую отыскать не могу,но все-таки пытаюсь.

Алёна, ты - умничка. Ты всё правильно поняла. Именно для этого и писалось: чтобы другие могли понять - пережить можно всё!
А стальную жилку ты в себе обязательно найдёшь, и мы все в нужную минуту поможем тебе в этом.
Добро пожаловать к нам!

Ух!Вот и доверяй после этого врачам из детской поликлиники!Вот это история!Ай да мама-журналист!А где же можно посмотреть фото маленького героя?

Лен ты сильная женщина и самое главное настоящая мама!!! А папа у Вас золото и умничка

Лена вы просто молодцы-так держать!!!
Нам тоже сначала ставили не-тот диагноз (абструктивный бронхит)
даже в инфекционную больницу положили.
Но мы оттуда сбежали-как оказалось правильно сделали.
Еще раз повторюсь-ВЫ МОЛОДЦЫ!!

Знаешь, Леночка, ваша история меня ещё раз вернула в то время когда приходилось переживать сложнейшие моменты, и которые ещё предстоит пережить. Прочитала на одном дыхании. Ком к горлу подступал постоянно, но я не буду плакать! Вся ваша семья заслужила счастье быть вместе. И дай Бог, чтобы всё у вас было замечательно! Спасибо за историю!

Спасибо за тёплые слова!

У меня нет слов. Я просто преклоняюсь перед вами. Вы супер мама.

Мурзик! Ленчик! Читала в слезах за раз не смогла, читала в три подхода. Начинаю читать и понимаю, что не могу, сейчас внутри что-нибудь разорвется. Не первый раз читаю вашу историю, но вот теперь и до меня "дошло". Леночка, растите большие, здоровенькие, сильные и счастливые. Мира вам, всей вашей семье, пусть ничего такого никогда.................

Девочки, если бы вы знали как у меня всё поменялось в голове, в мировозрении после того как я узнала вас, ваши истории, вашу любовь, вашу силищу.... В очередной раз убеждаюсь, что даже горечи жизненные могут многому научить, многое дать, многое понять помогают.
Лена, я как и все - рыдаю сижу. А муж в очередной раз заботливо начинает нервничать и спрашивает- чего это я часто в последнее время перед монитором плачу

А мои еще говорят: Если тебя этот так расстраивает, зачем читаешь? Если бы им можно было объяснить.............

Лена, я читала Вашу историю, и как у всех, слезы наворачивались на глазах. У многих наших семей такие похожие в чем-то истории, переживания, тревоги. Сначала мы с радостью ждем появления наших малышей, радуемся, что они родились здоровыми. Потом страшный диагноз - ВПС. Растерянность, паника, надежда (а может всё-таки ошиблись?), многочисленные обследования, ложные диагнозы. Потом, наконец, встреча с врачами-профессионалами и просто хорошими людьми. Операция - ступор и панический ужас! Если бы тогда существовал этот Форум, я уверена, было бы легче. От общения с Вами, от таких позитивных эмоций, от уверенности, что ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.
Спасибо Вам за историю и за Форум. Огромного счастья Вашей семье и крепкого-крепкого здоровья всем её членам. И да хранит Господь Вашу семью. Вы достойны самого лучшего.

Прочитала Вашу историю на одном дыхании. Просто нет слов... Хочу просто пожелать Вашей семье, чтобы впереди - только радость и безграничное счастье, вы так этого заслуживаете!!!

снимаю шлюпу
вы и вся ваша семья МОЛОДЦЫ!!!!
Ростите большие и здоровые и пусть малыш радует маму своими проделками))))!!!!!!!!!!!!!

Спасибо вам, девчата, за тёплые слова!

Леночка, Мурзик, я только прочла, боюсь читать истории, плачу, потом плохо сплю. Я не знала... про Никиту. Боже, сколько выпало тебе! Я теперь Ванечку люблю ещё сильней! Папа ваш просто герой, тебе реально повезло. ТТТ на вас, будьте счастливы!!!

Каждый раз читаю этот раздел и думаю:не буду плакать!Здесь каждая история как подвиг.Нет слов. Я ВАМИ ВОСХИЩАЮСЬ!!!
Будьте здоровы и счастливы -вы это заслужили!

Лена, я хотела бы по-интересоваться, если можно? А аномальный дренаж у вас был в верхнюю полую вену или нижнюю?
Просто у нас ЧАДЛВ, но осложнен, т.к. идет редким образом в нижнюю полую вену...

Юлёк, у нас была супракардиальная форма. Если не ошибаюсь, это в верхнюю.

Лена, если будет время, может, расскажешь немного об Иване?

Лена, прочитала вашу историю. Мурашки по телу... Какие же вы молодцы, дружные и сильные!
Дай Бог вашей семье здоровья, счастья и бесконечной любви!

Лена, так странно, я уже столько здесь перечитала, а вашу историю только сейчас.
Такое не просто написать, пережить такое и не сойти с ума - кажется вообще невозможно...
Спасибо за откровение.

п.с. Какое счастье, что когда то вы создали этот форум, который теперь спасает наших детей!

Я тут немножко новых Ванькиных фоток добавила в галерею. Альбом называется "Ванькина летопись". ))
http://cardiomama.ru/forum/index.php?autoc...m&album=138

Мы были на последнем обследовании в конце марта. Нас похвалили и сказали приехать на следующее обследование через год-полтора, а пока относиться к ребёнку, как к здоровому. Ура!
Ваньке даже спорт разрешили )) Мы, правда, его отдали на более щадящую секцию - в театральную студию. Ему очень нравится, хотя там очень-очень тяжело. Я бы не справилась, например. Потому что вот во время новогодних праздников они давали по три спектакля в день, и так - всю неделю. Это очень тяжело.
Но главное, что ребёнку нравится.

В классе он почти самый мелкий по размеру. Но не по гонору. ))) Очень трепетно относится к правде, к проявлениям несправедливости. Из-за этого очень ранимый. Но с огромным чувством юмора парень.

Театральная студия-это здорово!
Хорошо когда всё хорошо.Пусть и дальше будет только так.
Ванька -просто прелесть.Вот на этой фотки прям такой взрослый. Уже и потискать не хочется.Прям неудобно.
Целуй в нос.
Привет от тётки Таньки.

Джиминька, спасибо! Обязательно чмокну и передам.
Слушай, он, конечно, иногда выглядит взрослым, это так. Но на самом деле дитё дитём. Вчера довел нас до истерики. Мы с мужем давно так не ржали )))

Муж пошел забирать Ваньку из школы, возвращаются домой - слышу, что переругиваются.

Ванька: А как надо папу называть, который обзывает сына?! Ты зачем меня назвал балбесом?
Папа: А как назвать человека, который нарисовал себе усы ручкой?!!
Ванька: ИТАЛЬЯНЦЕМ!!!!

Ванька-красавчик))) ну и юморист

Впервые прочитала вашу историю! Такой потрясный парень и уже актер! Успехов его большущих и здоровья наикрепчайшего!

Ванька такой классный парень!!! Загляденье просто!!!